Странным образом оно связало чужих людей
На ржавом ободке чудом держался голубой камешек. Овальной формы, с трещинкой на пыльной поверхности. По размеру - едва на ее мизинец влезет. Она потерла его пальцем - ржавчина не отставала. Женщина хмыкнула, покачала головой и спрятала находку в кармашек вязаной кофты. Снова взялась за копач и привычно пошла между рядками...
Лет шестьдесят назад, а то и побольше, на этом самом месте в деревушке с десятком дворов на берегу холодной речки Ваймуги жила Федосья Петровна. Сын ее Егор благополучно вернулся с фронта в звании лейтенанта. Сколь много ни повидал разных краев - и южных, и западных, и средней полосы, - а счастье нашел под боком, в своем Емецком районе.
Молодые присмотрелись друг к дружке быстро, родные не перечили. Здоровых парней после войны в округе было наперечет, так что Зинаиде, считали, шибко повезло.
Свадьбу справляли в будний день, вечером, после работы в колхозе. В избу набилась детвора; ее, чтобы не мешала, загнали на печку. Играла гармошка, пахло табаком и праздником. Ребята таскали из чугунка парушки, хихикали в кулачок и едва не скатывались на пол от любопытства, когда молодым кричали «горько!»...
Раиса (это она окучивала картошку) припомнила, как нарядный дядя Егор подошел к печке, выглядывая ее среди соседских ребят. Протянул свои здоровенные ручищи и весело сказал: «Беги за отцом, приглашай в гости».
Когда родился первенец, долго выбирали имя. Хотелось, чтобы было необычное и красивое. Федосья советовалась с женками: «Думали-думали, решили - назовем Славой. Ласково-то будет Славушка. Хорошо ведь?»
Быстро промчались положенные декретом дни, и молодица снова пошла на работу. Они с Егором каждый день с раннего утра уходили в село за несколько километров, возвращались вечером. Федосья Петровна тоже работала в колхозе - не пенсионерка же. Славушку оставлять было не с кем. Пришлось искать няньку. Уговорили водиться с мальчиком Клаву, девочку из другой деревни, ей до школы еще год оставался. Родня согласилась - люди хорошие, да и кормили там.
Присматривать за дядь - Егоровым сыном Клаве было беспокойно. Что с малыша взять - корми да качай, да смотри, чтобы не упал. Как привязанная. Глянет в окошко, как соседские ребятишки бегут на речку, собирать в лес ягоды или сенокосят со взрослыми, и потихоньку заплачет. Ей-то от Славушки никуда не деться. Только и радости, когда он уснет. Тут же выгоревшая светлая косица няньки замелькает за околицей. Хоть часок, да ее.
Гроза разразилась в воскресенье. Зинаида собралась с мужем в гости и долго искала свое любимое колечко с голубым камешком. Сейчас уже не вспомнить, то ли мать ей подарила на свадьбу, то ли Егор привез из города.
Искали пропажу всем домом: и в сенях, и даже на повети, и под крылечком - вдруг кошка утащила. Как сквозь землю пропало! А лежало-то на комоде в самодельной шкатулочке, покрытой лакированными ракушками, вместе с бусами. Бусы на месте, а колечка нет. Кто взял?
Молодица расстроилась, в сердцах раскричалась и учинила допрос няньке: не та ли брала?
Клава плакала, показывала пустые руки, кармашек на юбке и в десятый раз пересказывала, что она в шкатулку даже и не заглядывала. Но не Славушка же туда залез?
Девочке не поверили, отвезли в милицию. И она снова, то плача взахлеб, дрожа выгоревшей косицей, то потупясь в стол-тумбу, тихо отвечала, что ничего она у хозяев не брала.
- Признайся, девонька, - говорили ей. - Поносила, и будет. Не твоя ведь вещь. Надо вернуть.
Не призналась.
Что ж, махнули рукой на пропажу. Может, и правда, кошка укатила. А няньку так в доме и оставили. Где другую найдешь?
«Уж не то ли это колечко? И камешек голубой, только вот не разберешь уже, серебряное ли, - подумалось Раисе. - Да наверняка то самое. Надо же, через полвека отыскалось! Значит, напрасно няньку обвиняли да в милицию таскали. Ни при чем девка-то!»
В конце пятидесятых дом Федосьи Петровны перевезли в село, а освободившееся место каждую весну зарастало травой. Домов в деревеньке становилось все меньше, старики умирали, а молодежь перебралась в город. И только лет десять назад в старые родительские дома вернулись дачники. На освободившихся усадьбах выкорчевали дерн, разбили огороды и стали сажать картошку и другой овощ.
На этом самом поле то и дело находили глиняные черепки да осколки посуды. А еще попадались гвозди, ключи, старые ржавые подковы. Подростки, копая картошку, все надеялись отыскать какой-нибудь клад, но, кроме 3-х и 5-копеечных монет 1924 года выпуска и чуть позже, истончившихся от времени, других богатств не попадалось.
Раисе, агроному по специальности, клад был не нужен. Родившись незадолго до войны, она всю жизнь привыкла вкалывать. Так еще в детстве была приучена. И сейчас, приехав в родную деревню навестить старшую сестру, помогала по привычке, считая, что у нее сил и здоровья побольше.
Странным образом, однако, закрутились ниточки тех событий, и из узелков и кружев получился диковинный узор, соединивший чужих вроде бы людей.
Во время войны в Федосьин дом подселили эвакуированную семью с двумя девчушками, Ниной и Людой. Те быстро подружились с местной детворой. После Победы приезжие решили не возвращаться на пепелища и осели где-то в области.
Спустя годы Раиса рожала второго ребенка в северодвинском роддоме. Девочка появилась недоношенной, но при хорошем уходе быстро набирала вес. Лечащим доктором, пестовавшим безымянную пока малышку, была Одинцова Людмила Михайловна. Мамаше это имя ни о чем не говорило. Заботливая, опытная докторша - и слава богу. Только бабушка потом, когда их выписали и зашел разговор о больнице, насторожилась: уж не та ли это Людмила, дочка эвакуированных соседей? Вот бы увидеться, расспросить, как они и где.
Не получилось.
После смерти мужа Раиса съехалась с его братом, тоже недавно схоронившим любимую супругу. Даже фамилию не пришлось менять - одинаковые. Двоюродной племянницей ему приходилась та самая Клава, нянюшка, попавшая в историю с серебряным колечком. Только теперь она совсем старенькая. И, говорят, не в себе...
Ирина БЫКОВСКАЯ