Номер от 5 мая 2002 г.

Он и его сверстники оказались самыми молодыми на корабле. Служить им пришлось дольше всех - сменить их было некому

Лет восемь назад ветеран войны Н.В.Кубинцев составил список тех северодвинцев, кто воевал в Великую Отечественную на больших охотниках, построенных молотовским заводом № 402. Список, конечно, получился условным, ведь на то время многие из бывших североморцев уже умерли, а из тех, кто здравствовал, Николай Витальевич насчитал тогда 19 человек. Сегодня же их осталось всего трое: сам Кубинцев, служивший, к слову, на «Турбинисте», его боевой товарищ Василий Александрович Меркулов и Николай Васильевич Сиротин, который воевал на «Механике».

К свободе через квартал № 71

В предвоенной вологодской глубинке на крестьянском столе разносолов не бывало, и что такое поесть досыта, Николай Сиротин не знал, пока его не призвали во флот воевать. Чудовищный парадокс: война убивала, уродовала и при том давала фронтовикам шанс не умереть от голода!

Предвоенная страна тоже жалости не ведала. «Сверху» в колхоз прислали разнарядку: отправить 5 человек на лесозаготовки. Не имело значения, кого именно, пять человек - и все! В их число председатель «назначил» и сестру Николая, а он, тогда еще подросток, вызвался поехать вместо нее и поехал.

Лес заготовляли в Плесецком районе, в так называемом квартале № 71, где сегодня, между прочим, построен космодром. Труд был каторжным: в тайге, на делянках, в наспех сколоченных бараках, голодали, мерзли, болели, случалось, и умирали. Николаю Сиротину повезло вдвойне. Во-первых, выжил, а во-вторых, получил справку о том, что «работал на производстве». По этой бумаге получил он паспорт, с которым уже мог не возвращаться в колхоз, и так оказался в Архангельске.

Он работал в порту Бакарица, грузил доски на пароходы. У опытных и физически крепких стивидоров дело спорилось, а он, колхозный доходяга, от усталости валился с ног. Его тогда пожалел безрукий портовый десятник: «Надорвут тебя здесь взрослые мужики», - и выхлопотал ему направление в ФЗУ № 6, где обучали на плотника.

А война на тот день уже шла, и вологодский род Сиротиных она не щадила: под Москвой был тяжело ранен брат Николая, еще раньше на двух его дядей пришли похоронки, оба сложили головы на полуострове Рыбачьем. Осенью сорок второго под мобилизацию попадал уже его, 1924-й, год, а летом Николай отрабатывал свою «фабрично-заводскую учебу» в Маймаксе на 21-м лесозаводе. Здесь строили деревянные баржи. При пайке в 400 граммов хлеба даже взрослые плотники едва поднимали топоры, а уж от подростков тем более не ждали большого проку, и его отпустили без канители «в деревню проститься с матерью». А дело-то было очень рискованное, ведь уход могли истолковать как побег с производства. За такое в военное время - суд. Но из начальства Николая тогда никто не отговорил, сам же он по молодости последствий не сознавал.

«Ехать» ему пришлось… пешком. Из Архангельска до Обозерской он несколько недель шел вдоль железной дороги. Постов с часовыми было полно, его останавливали, но верили на слово и отпускали. Повезло еще, что находились сердобольные, кто делился с ним последним куском. В Обозерской он наконец сел в попутный состав. До станции Морженга путь занял целую неделю: они ехали на юг и подолгу ждали на разъездах - эшелоны на север шли без конца. От Морженги до родной деревни 70 километров - еще четыре дня пешком.

В колхозе трудились от зари до зари и тоже голодали. Он работал наравне со всеми. Ему еще не исполнилось восемнадцати, когда в августе сорок второго через сельсовет прислали повестку - Родину защищать.

Соловецкие науки новобранца

Новобранцев привезли в Мурманск. Ребят, кто поздоровее, тут же определили в пехоту и бросили в самое пекло - на полуостров Рыбачий. Новобранца Николая Сиротина по причине крайнего истощения вместе с такими же «дохляками» пароходом отправили на Соловки - в учебный отряд, в/ч 39140. Курс «военно-морской науки» длился до мая сорок третьего, по полной программе. Устав он вызубрил, строевую отшагал, устройство корабля изучил, как и свою специальность - пулеметчик-зенитчик, хотя до практических стрельб дело так и не дошло, они почему-то не полагались. На Соловках голодная «гражданская жизнь» оказалась в прошлом, здесь хорошо кормили, и он физически окреп.

К весне среди моряков пошли разговоры, мол, служить им предстоит на больших охотниках, что строятся в Молотовске. Правда, кораблей из новостроя они так и не дождались, их отправили на Север, в Кувшинскую салму, где базировались малые охотники и торпедные катера. Здешние дивизионы воевали по-настоящему, в экипажах списывали погибших и раненых, а замену брали из новичков. Но черед Николая Сиротина не пришел, неожиданно морякам дали команду грузиться на конвойный транспорт, идущий в Молотовск.

Заводской заказ 142

Корабль, на котором воевал Сиротин, считался третьим в первой серии больших охотников завода № 402, ее заложили на стапелях осенью сорок первого года. Строительство шло крайне тяжело, сроки передачи флоту несколько раз отодвигались. Наконец в Молотовск стали съезжаться экипажи, чтобы для начала… помочь заводчанам достроить свои же корабли, а потом уж поднять на них Военно-морской флаг. Так было и с командой «Механика», которую разместили прямо на территории завода, в одной из пристроек 50-го цеха. По меркам войны бытовые условия были вполне сносными.

Корабль, который значился как заказ 142, и заводские, и флотские, что называется, «гнали во весь опор». С разрешения Наркомата совместили его заводские и государственные испытания, но и те сократили как могли. В Белое море «Механик» вышел 20 июля сорок четвертого и уже через три дня испытания закончил. На корабле многого не хватало, на многое комиссия попросту закрыла глаза, но акт № 496 каперанг Т.Н.Сухов подписал, чтобы БО-133 «Механик» отправился на Север воевать как можно скорее. Из Молотовска командир старший лейтенант С.Д.Смирнов повел свой большой охотник в Йоканьгу, где стоял 5-й дивизион.

Если говорить о боях Великой Отечественной, морякам «Механика» выпало воевать немного, считанные месяцы сорок четвертого. На первый взгляд, срок небольшой, но время на войне - понятие относительное. «Механик» успел побывать в трех морях, даже на Диксоне и в Енисейском устье, отмерил галсы в нескольких конвоях, и теперь уже трудно сказать, сколько раз отбивался он от вражеских самолетов и подводных лодок. Память бывшего зенитчика Сиротина и сегодня хранит немало картин тревожных будней, но, возможно, более других ему запомнился день 29 декабря сорок четвертого. Некоторые подробности его мы уточняли вместе.

Трагедия у Святого Носа

Самый первый поход «Механика» выдался тяжелым. Корабль охранял ледокольный пароход «Таймыр», шедший на Диксон. На обратном пути моряков настиг свирепый шторм, но они одолели его, хотя и вернулись в Йоканьгу на покалеченном корабле. Экипаж тогда представили к наградам.

Вскоре боевая тревога снова позвала их в море. Днем 29 декабря два минных тральщика отправились тралить фарватер юго-западнее мыса Святой Нос, а «Механика» отрядили им в охранение. В 17.22 с тральщика, на котором находился флагман соединения, заметили вражескую подлодку и дали оповещение по флоту. Почти одновременно другая лодка атаковала второй тральщик. Взрывом торпеды ему оторвало полубак, но судно, а это был перевооруженный траулер РТ-45 «Двина», еще оставалось на плаву. Большой охотник направился к нему - снимать людей. Николай Сиротин с матросами боцманской команды уже держал кранцы, готовые к швартовке, когда с тральщика флагмана вдруг просигналили: «ухожу в базу». На «Механике» сигнал истолковали как приказ и тоже повернули в Йоканьгу, а торпедированное судно вскоре затонуло со всем экипажем.

Бросить погибающих товарищей в море - преступление. Почему и на чью офицерскую душу пал тягчайший грех, затем выяснял военный трибунал. Подробности разбирательства и по сей день под печатью, а приговор такой: флагману - семь лет заключения, а командиру «Механика» Смирнову - пять. На прежних заслугах поставили крест, наградные листы на экипаж большого охотника завернули. Кораблем назначили командовать Михаила Малыгина - мобилизованного капитана Архангельского тралового флота.

И студеный океан под килем

Однажды они приняли людей на борт и пошли морем. Неожиданно налетели самолеты, стали от них отбиваться и с трудом отбились. Среди эвакуированных был и пехотный офицер, для которого все в диковинку. «Как вы здесь воюете?! - недоумевал. - На суше хоть спрятаться, в землю вжаться можно, а у вас все на виду и кругом голое железо». А так и воевали: без конца мотались на волне, корабль оказался неудачного проекта, и потому еще рыли носом воду, от самолетов едва уворачивались - скорость не та, оружие слабенькое, ни локации, ни акустики, и студеный океан под килем - если случится тонуть, так и не выплывешь.

«На корабле мы, моряки двадцать четвертого года рождения, оказались самыми молодыми, - вспоминает Николай Васильевич. - Остальные были значительно старше, еще до войны плавали, были женатыми, детей имели, поэтому, попадая в боевые переделки, они переживали больше, мы же тогда многих вещей просто не понимали…»

Ночь с 8 на 9 мая сорок пятого Николай Сиротин запомнил на всю жизнь. Он стоял на вахте, когда в два часа радист Матвей Шульгин «поймал» по приемнику станцию союзников и подозвал его: «Война закончилась!» Николай бросился в кубрик поднимать людей. Те сначала даже не поверили, но тут и на соседних кораблях народ зашевелился, а еще через несколько минут дружно засалютовали их пулеметы. К ним присоединился и Николай Сиротин со своим спаренным ДШК. Никто в ту ночь уже не спал, всем выдали по 150 граммов, шумно праздновали. Старослуживые плакали от радости, некоторые за чемоданы хватались, будто уже завтра домой.

Завтра не завтра, а вскоре «стариков» действительно демобилизовали, а вот двадцать четвертому году рождения выпало служить еще пять лет. Народу война выкосила много, смены не было, а главное - с бывшими союзниками дружба врозь пошла, и до сорок девятого года флот наш в полной боевой экипировке из морей не вылезал. Не Бог весть какая военная мощь имелась на «Механике», а на отстой корабль не ставили.

Военмор сошел на берег

Демобилизовался Николай Сиротин только в пятидесятом. Из команды «Механика» в Молотовске, кроме него, тогда остались электрик Николай Егоров, радист Матвей Шульгин, радиометрист Михаил Чекмарев, Борис Рябинин из боцманской команды, мотористы Анатолий Ушаков и Александр Чинилов. Никого из них уже нет в живых.

У Николая Сиротина жизнь сложилась непросто. Поначалу все ладилось: он работал слесарем в седьмом цехе завода, завод строил эсминцы один за другим, и на заработки грех было жаловаться. Потом, когда производство перенацеливали на дизельные лодки, наступили трудные времена безработицы и безденежья, он, изрядно помыкавшись, рассчитался и ушел в город - на мебельную фабрику. Фабрикой руководил Александр Яковлевич Марахин - бывший североморец, боцман сторожевика «Сапфир». Сиротина он принял без разговоров, и дальше много лет они работали вместе, всегда помнили о флотской взаимовыручке, случалось, каждый, чем мог, помогали друг другу.

Но с войны привозили не только награды. Первые признаки своей болезни Николай Васильевич заметил еще на корабле, но тогда недуг еще не досаждал, и по лазаретам он не бегал, когда же война закончилась, рассудил - остался жив и слава Богу! Спохватился он поздно, когда болезнь связала так, что впору садиться на инвалидность. Надеясь на выздоровление, он ушел с производства, пытался жить в деревне, но жизнь заставила-таки вернуться в город. Перед тем как уйти на пенсию Николай Васильевич Сиротин трудился в коллективе Горбытуправления.

Последний раз директор С. А. Боголюбов приезжал в Северодвинск в 1989-м. Сергей Александрович руководил заводом № 402 во время Великой Отечественной, и в его памяти война оставила очень глубокий след. Тогда же он попросил о встрече с теми, кто строил большие охотники - первые надводные корабли нынешнего Севмаша. Тех, кто их строил с самого начала, не нашли и позвали тех, кто эти корабли помогал достраивать, а затем воевал на них. Фото на память в тот день стало историческим документом, а с годами грустным свидетельством уходящей эпохи. Николай Васильевич Сиротин, он в нижнем ряду справа от Боголюбова, сегодня последний моряк с «Механика».